Жизнь как чудо
Солнечным августовским утром я просыпаюсь и вдруг вспоминаю, что через пару месяцев у меня юбилей - полтинник! Бог мой - мне пятьдесят! И это притом, что я чувствую себя лет на тридцать, не разучился радоваться мелочам и стараюсь не расстраиваться по пустякам. Но пятьдесят это... блин рубеж!
Все в мире происходит постепенно день за днем, час за часом и только свой возраст мы ощущаем раз в год, в полночь, когда в течение нескольких секунд стареем на целых двенадцать месяцев. Часы тикают и приближают неотвратимое. В этот день я вспоминаю тех, кого Великий Кукловод уже отнял у меня и думаю, скольких близких и дорогих еще отнимет. В общем, в день рождения меня посещают грустные мысли.
Я не люблю свой день рождения и почти никогда не праздную в прямом смысле этого слова. Он попадает на разгар слякотной и дождливой осени, а я не люблю осень. Если бы я постоянно жил на яхте или на далеких островах, где всегда лето - яркие краски скрасили бы короткий световой день и приглушили грустные мысли. Но я живу в Москве. Люблю ли я этот город? На картинках да, а так вообще нет. Хотя, наверное, я люблю его, но не город сам по себе, а тот факт, что в нем живут дорогие мне люди. Любовь к этому городу просыпается во мне только тогда, когда я уезжаю, в очередной поход или командировку, да и то не сразу.
В день своего рождения я никогда никого специально не зову, но двери моего дома всегда открыты, а холодильник полон. Все кто помнят, приходят просто, без звонка. «Желудки согрелись, а глаза увлажнились» - маленькое торжество произошло. В этот день в моем доме самые близкие и никого лишних или случайных.
Но полтинник, мимо этой даты просто так не пройдешь. Вереница прожитых лет смыла с карты памяти все преходящее и оставила только вечное. Хочется, чтобы... ЧТОБЫПРОСТОБЫЛОЧТОВСПОМНИТЬ, желательно не только мне.
Идея с банкетом в ресторане умирает, едва родившись, как только я реанимирую в памяти недавний юбилей друга Паши (не в обиду). Банкетный зал столичного ресторана - неприветливый персонал, забывший о том, что это не мы для них, а они для нас, свежий табачный дым. Душевность любого застолья - общение, поглотила навязчивая музыка. В общем, я едва дождался, пока ЭТО закончится. Конечно, можно было бы повыбирать место проведения, но сути это не меняет. Московская квартира, тоже для такой даты не комильфо. Я не люблю компромиссов, поэтому у меня нет загородного дома в ближнем Подмосковье, зато есть дом на берегу Селигера. Летом в средней полосе трудно найти место красивее, но в середине октября селигерские дожди способны испортить и ужин при свечах, и вообще любое торжество не говоря уже про юбилей. А что если на лодке? То, что лежит на поверхности не всегда очевидно. Через неделю размышлений приходит решение - хрен с ней с работой, я встречу свой «полтос» в море. Более того я решил, что утром этого дня я должен проснуться в монастырской бухте греческого острова Сими и искупаться в ней как в купели.
Когда решение принято все становится проще и остается только действовать. Уже через неделю я знал, что идем мы на трех лодках и будет нас двенадцать. И подумал я, что это хорошо. И даже символично. Огорчительным было лишь то, что не все, кого я очень хотел видеть, смогут присоединиться. Зато сын Иван задвинув институт, увеличил число шкиперов на 33% и таким образом дал мне возможность примерить на себя слово ПАКС (PAX - пассажир).
В пятницу 2-го октября мы выкатываемся из Мармариса на двух лодках, а неизменный спутник почти всех моих морских приключений Тарантул присоединится на своем Dufour40 через несколько дней. Море на неделю дарит нам отличную солнечную погоду и, почти в достатке, ветра. Целыми днями мы болтаемся между турецким побережьем и греческими островами, чередуя стоянки в тихих малопосещаемых бухтах с дружескими застольями в тавернах. Сын добросовестно выполняет обязанности шкипера, время от времени давая в дипломатичной форме рекомендации, более чем взрослому по возрасту, но менее опытному капитану второй лодки, моему другу Вовику, а я пью по настроению пиво и коктейли, делая вид, что не вмешиваюсь.
Я впервые выхожу в море не капитаном и понимаю - определенные преимущества в этом есть. Штормы и штили в нашей программе отсутствуют - все на редкость размеренно и предсказуемо.
Наконец 9-го вечером мы, при отсутствии ветра, дрейфуем у трех скалистых островков на юго-западной оконечности острова Сими. Ни ветра, ни волны. Солнце садится прямо в море, и день прощается с нами. А мы трапезничаем, говорим ни о чем и, вглядываясь в сумеречный горизонт, ждем Тарантула, который вот-вот должен появиться со стороны Книдоса. Наконец из динамика раздается цикличное шипение - характерный признак попыток выйти на связь. Через некоторое время его сменяют полупрожеванные звуки и, наконец, прорезается голос Шурика - «Тарантул на связи. Леха, как слышишь меня дружище? Я иду к тебе. Ты меня ждешь? Я иду к тебе».
Через полчаса мы наблюдаем приближающуюся точку, которая медленно растет и еще через тридцать минут превращается в сороковой Dufour. Тарантул подходит к нашему борту, я перебираюсь к нему и мы отваливаем. Шурик радостно галдит, и в этом момент я прощаю ему все его недостатки - ведь «люди моря должны быть снисходительны друг к другу». Через час в темноте мы заходим в Панормитис и бросаем якоря.
Утро следующего дня обязано было быть чудным и таковым и оказывается.
Я выползаю на палубу и щурюсь на солнце, которое уже осветило монастырскую бухту. Когда вчера я ложился спать, мне было еще 49, а сегодня уже пятьдесят. Момент требует действия - голышом погружаюсь в соленую купель, переворачиваюсь на спину и вглядываюсь, как в первый раз, в бездонное голубое небо.
В такой момент можно загадать все что угодно и желание обязательно сбудется. Не нужно ничего глобального, лучше загадать что-то земное и доступное. Загадываю, и тут же сбывается - еще минут десять я плещусь в тишине и одиночестве, переполненный эмоциями.
С Dufour начинают доноситься звуки, и минут через пять обнадеживающего шуршания на палубе появляется Тарантул. Он почесывает свое загорелое в некоторых местах тело и пытается пригладить ладошкой торчащую во все стороны непослушную щетку волос. Я хожу с ним в море столько лет, что знаю наперед все, что он сейчас скажет. Продолжая почесываться и раскачиваясь в разные стороны как Винни-Пух он начинает бубнить, смешивая утверждения с вопросами не требующими ответов - «задолбался спать в носовой каюте.. бу-бу-бу, может попробовать сегодня поставить спинакер?.. бу-бу-бу, в воду не полезу - мокро, бу-бу-бу, на берег не поеду - меня там качает.. бу-бу-бу». Умеренная версия Вождя Краснокожих - «Почему в дырках ничего нет? Почему апельсин круглый? Не люблю девчонок. От чего ветер дует,от того, что деревья качаются?». И так далее. Я смотрю на него и молча улыбаюсь - более комичной фигуры в этот момент трудно представить. Если бы взрослые могли сниматься в мультфильмах, у Щурика были бы все шансы сняться в роли волчонка, лисенка или даже ежонка. Бубнеж внезапно прерывется - Шурик вспоминает про мой день рождения и горланит на всю бухту поздравления, заглушая временами колокольный звон, доносящийся со стороны монастыря.
Долгий изнурительный сон прерван и все по очереди выползают наверх. Начинается натуральный обмен - горячий кофе на искренние пожелания. За завтраком оживает мой мобильный - Москва тоже проснулась. После того как я стал старше на целый час, одеваемся соответствующе и десантируемся на динги по очереди на берег, поближе к монастырю.
В храме ловлю на себе любопытные взгляды немногочисленных посетителей и служек - оказывается, надпись на майке, подаренной мне накануне отъезда моим однополчанином, фосфоресцирует и светится в темноте. Меня не смутить, «Православие или смерть» на русском и греческом может и выглядит слишком ортодоксально, но, тем не менее, не противоречит нашей общей с греками вере. В некоторых храмах чувствуешь себя ближе к Богу: Оптина пустынь, храм в Архангельском и Панормитский монастырь из их числа. Во всяком случае, для меня. Мы обычно приходим в храм когда нам плохо, но сегодня мне очень хорошо, я снова здесь и вглядываясь в печальные лица святых, пытаюсь установить хотя бы одностороннюю связь. Ничего не прошу для себя, только слова благодарности по тонкому лучику света поднимаются к куполу и исчезают в небесах.
Через час с небольшим выходим в море и берем курс к турецкому побережью. «На улице идет дождь, а у нас идет концерт». Тарантул идет параллельным курсом и я смотрю в цвете 60-ти минутный игровой фильм - сначала Щурик хромая и раскачиваясь полчаса ставит спинакер, а потом столько же его снимает когда он наматывается на штаг. Фильм без диалогов и голоса за кадром. Только джаз. За штурвалом моя гордость - сын Иван или младший брат, как я его называю. Мне есть чем гордиться - эксперимент длиною в двадцать лет удался. Уже капитан, пока еще студент, красавец, но главное большой человек, мужчина! Мы, несмотря на разницу в возрасте, друзья и всегда на равных. В общем, за штурвалом мое главное достижение в этой жизни. Бизнес не в счет.
Вечером в таверне мы, наверное, отметим как положено, но не юбилей, а скорее зачет, который я сдал.
Я, моя крошечная семья и друзья, которые прикроют спину. Никого лишних - только свои.
Джаз сменяется саундтреком из фильма Кустурицы «Жизнь как чудо».
Иван ставит бабочку и мы, медленно покачиваясь с борта на борт, разгоняемся. Да действительно - жизнь это чудо!
Алексей Никулин 10 октября 2008 г.